Главный противник - Страница 46

– Товарищ майор, «воздух» по закрытому каналу.

Домовой, или по документам старший лейтенант Кузьмин – наш радист, потормошил меня за плечо и протянул узкую полоску бумажной ленты с коротким набором цифр и слов. Чтобы не мешать ребятам отсыпаться, я вышел из комнаты и встал у окна. По привычке расположился так, чтобы света было довольно, но в проёме силуэт не слишком заметен. Всмотревшись в чёрные строчки шифровки, с трудом подавил острый приступ зевоты. Приказ звучал совершенно недвусмысленно: в течение двух часов прибыть в расположение штаба фронта, отобрав предварительно десяток человек для выполнения задачи особой значимости. С минуты на минуту за мной должны были прислать транспорт, поэтому следовало шевелиться. Вернувшись в комнату, я стал собираться в дорогу. Шифровку отдал обратно Кузьмину.

– Старлей, подшей приказ к остальной канцелярии, я один поеду. Фоме скажешь, что он за старшего. Пока нет других приказов, отсыпайтесь.

Накинув поверх «броника» сбрую с подсумками и прихватив с раскинутого прямо под окном спального мешка автомат, я, стараясь не шуметь, вышел на лестничную площадку и опять же без особого топота спустился к подъезду. Машинально пробежался левой пятерней по клапанам боковых подсумков: часто перешитые вместо громкой на разрыв «липучки» пуговицы начинают хлябать в петлях. С упряжью всегда проблема: где прохудится, где обтреплется, того и гляди останешься без какой-нибудь полезной в деле штуки. Ветер, уже по-осеннему прохладный, обдувал лицо, солнце так и не появилось, утро выдалось хмурым и туманным. Непроизвольно проведя по короткому «ёжику» волос, зацепил пятернёй почти зажившую болячку, которая снова начала неприятно саднить. Ветер выл, гуляя в пустых проемах окон пятиэтажного панельного дома, в котором разместилось всё моё немногочисленное хозяйство: пятьдесят три человека – всё, что осталось от полнокровной роты, отобранной поимённо со всего округа. Война началась неправильно: нас, как потенциально самых подготовленных, перебрасывали на самые горячие участки фронта. Часто мы работали как обычная «махра», без поддержки, и нередко в полном окружении, отсюда и потери… невосполнимые потери уникальных специалистов. В покинутом жителями доме на окраине небольшого городка Харитоновка, скорее всего, когда-то бывшего деревней, теперь располагалась наша оперативная база. Однако штаб фактически состоял из трёх человек, а сам командир в моём лице мотался по американским тылам наравне с подчинёнными. Вот и сейчас от меня требовали представить десять бойцов, когда в наличии было всего шестеро, вместе со мной. От дороги, чей поворот к дому скрывали буйно разросшиеся берёзы и яблони дикого парка с разломанной песочницей и кривой перекладиной, оставшейся от качелей, в мою сторону вывернул пыльный БТР. Его продолговатый силуэт тенью чиркнул сначала по полуобнажённым кронам деревьев, потом на мгновение скрылся в низине и вынырнул уже почти рядом с домом. Машина резво взяла невысокую горку и, вписавшись в раздолбанную асфальтовую колею, тормознула в паре метров от того места, где я стоял. Бортовой люк откинулся, и наружу высунулся сумрачный командир экипажа в сдвинутом на затылок шлеме. Подняв на меня усталые воспалённые глаза, он спросил:

– Вы Раскатов из 24-й отдельной? Я капитан Лузгин из штаба фронта. Садитесь, товарищ майор…

Всю дорогу я провёл в полудрёме, навёрстывая мгновения упущенного сна. Я никогда снов не вижу или, точнее будет сказать, не помню их содержания, просто проваливаюсь и снова открываю глаза, когда надо проснуться. Сейчас я проснулся, когда звук двигателя стал ниже, это означало, что мы проходим в охраняемую зону и скоро будем на месте. Пользуясь случаем, я собрал все факты и события последних четырнадцати дней. Получалось, что за вызовом последует нечто масштабное. Мысли крутились вокруг последних докладов, поступивших от групп в районе Гроссевичей и Ванино, похоже, начальство не зря гоняет ребят и игра в прятки скоро закончится. Набор задач, которые перед нами ставят в последние две недели, говорит о подготовке чего-то крупного, однако десяток бойцов я им дать не смогу. БТР резко затормозил, капитан откинул бортовой люк, и я оказался у длинной гравийной дорожки, ведущей во внутренний двор трёхэтажного серого здания из красного кирпича. Капитан проводил меня до узкой арки, за которой нас ждал ещё один пост охраны, где внимательный лейтенант с автоматом на шее проверил наши документы, потом, связавшись с кем-то по телефону, нажал не видимую мне кнопку, и впереди, за отъехавшей вбок толстой бронеплитой, открылась слабо освещённая лестничная площадка. Минут десять мы спускались вниз, пока не оказались на десять метров ниже подвального этажа здания штаба. Потом было ещё два поста охраны и две бронированные двери. Наконец мы вошли в небольшую комнату с ещё одной дверью, возле которой за обычным канцелярским столом сидел офицер, с которым мы находились в одном звании. На спинке вертящегося стула у штабного висел новенький, но уже побывавший в бою «чебурашка» – АКСУ. Майор зло стучал по клавишам переносного ноутбука, соединённого с какой-то локальной сетью, что было видно по путанице проводов идущих от компьютера куда-то под стол. Услышав шум наших шагов, майор поднял голову от экрана, кивнул и, отпустив моего сопровождающего, сказал:

– Здравствуйте, товарищ майор! Я майор Ларионов, адъютант командующего. Он попросил вызвать вас для личной беседы и примет вас через минуту, подождите пока.

Напротив стола адъютанта, вплотную к стене, стояла вделанная в пол широкая скамья с обтянутым тёмно-вишнёвой искусственной кожей сиденьем. Я присел, с непривычки не зная, куда деть руки, оставшиеся без оружия, изъятого у меня на первом из трёх внутренних пропускных пунктов бункера. Ровно через пять минут дверь справа от стола адъютанта отъёхала влево, и вошли двое – женщина лет пятидесяти и молоденькая девушка, обе в белых халатах, надетых поверх обычной полевой формы нового образца. Судя по манере держаться, это были военный врач и медсестра. Старшая женщина хотела что-то сказать, но, увидев меня, осеклась и, кивнув Ларионову, вышла в коридор, увлекая молодую девушку следом. Ожил белый телефон внутренней связи. Подержав трубку у уха буквально пару мгновений, адъютант пригласил меня войти. Дверь снова отъехала влево ровно на треть, и я, поднявшись с не успевшей согреться скамейки, вошёл внутрь.